Толстые клены у веранды кафетерия осыпались под нехолодным еще ветерком. Шикающие на палую листву официанты в длинных фартуках огибали сидящую за столиком, о чем-то задумавшуюся молодую женщину с длинными вьющимися волосами оттенка светлой меди, бледной веснушчатой кожей и ярко-зелеными глазами в крапинках рыжины.

Женщину звали Марта.

Полосатая соломинка, зажатая в сведенных в задумчивую точку губах Марты, всхлипывала молочным коктейлем с двойным шоколадным сиропом и карамелью.

Волей судьбы одаренная изобилием нежной бело-розовой, складочками и ямочками, плоти, Марта лениво пыталась переломить ход личной истории в свою пользу – носила жесткую байкерскую косуху и черные, туго облегающие джинсы.

Не то, чтобы она чувствовала необходимость этого, просто так советовала популярная блогерка: хочешь выглядеть отчетливее, носи черное геометрических форм.

Избыток черного Марта компенсировала без особой фантазии: под косухой нежным кружевом пенилось ярко-розовое белье, а пухлые ступни с трогательно краснеющими пяточками прятались от жизненного дискомфорта в детского размера кеды.

Розовое белье – верное средство повышения самооценки. Сегодня нужна вся уверенность, какую можно получить законными способами. И потому пластмассовое колечко с цветиком-семицветиком – с детства хранимый талисман на удачу – туго сидело на коротеньком мизинце.

После кафе Марте предстояло неприятное объяснение с чиновником из управления.

Соломинка в губах затяжно захлюпала молочным коктейлем.

Марта работала ночной нянечкой в детском садике. Хорошая подработка для студентки пединститута. И практика зачитывается. Удобно, к тому же: можно почитать, проверить конспекты, выучить. Вся ночь в руках, если по уму разложить – и поработать, и отдохнуть.

И все ведь шло хорошо, пока любопытная сторожиха на обходе не заглянула в единственное светящееся окошко.

Теперь предстояло объясняться. Что, скорее всего, бесполезно, и потому очень не хочется. Уже объясняла все заведующей, но без толку, только скандал получился.

"Дети заброшены даже родителями, – мысленно повторяла Марта воображаемые доводы в свою защиту, – живут в стрессе, одиноки эмоционально и физически. А ведь любое живое существо в начале жизни остро нуждается в телесном контакте, не только в распорядке и кормлении. Нужно играть с детьми, возиться с ними, кувыркаться, чтобы росли сильными и здоровыми."

Марта прокручивала аргументы раз за разом, затверживая слова в разных сочетаниях.

Слова не хотели держаться вместе и рассыпались. От этого в голове возникала пугающая пустота.

"Как же досадно, – думала Марта, расплачиваясь и выходя из-за столика, – нужно было одеяло на окно навесить!"

Чиновник из управления – стертый костюм и галстук не в фокусе – встретил Марту прохладно и настороженно.

– Ночной сторож видела вас в неурочное время играющей с детьми, после отхода ко сну. Правда ли это? – скосив глаза, без околичностей начал разговор чиновник.

В действительности, сторожиха не сразу поняла, свидетелем чего стала, заглянув в щель между неплотно прикрытыми шторами.

Что-то бело-розовое, перекатывающееся в себе, сдвигалось, разваливалось на части, и опять собиралось в подрагивающее, потягивающееся, меняющее форму нечто.

Потом уже, разглядев зеленые глаза и взъерошенные рыжие локоны, сторожиха догадалась, что это... Марта? ...почему так поздно? а во что это она... не одета?

Если бы не бездумная, до полусмерти напугавшая случайную свидетельницу простота, с какой Марта возилась с детьми, возможно, заведующая ничего и не узнала бы. Но спокойная животная уверенность ночной нянечки вызвала у сторожихи щемящее чувство, как будто что-то в жизни было упущено безнадежно, безвозвратно, бесследно. Потому с самого утра и побежала к начальству – не для рассказа о прегрешениях Марты, а побежала за ответом, что же такое держит внутри и не отпускает. И главное – почему вдруг? Ничего же не было!

Внутри комнаты на игровом ковре довольно урчали, кряхтели, толкались, ползали по горячему Мартиному телу три или четыре голеньких неразумных карапуза, цепляющихся, карабкающихся, хватающихся за кисельную грудь, складки живота и бедер.

Марта подталкивала их, осторожно поворачивалась, помыкивала, угукала, зарывалась в нежные животики губами, по-лошадиному фыркала. Потом встала на четвереньки и, подняв голову, вполголоса изобразила волчий вой. Сползшие с Марты на ковер бутузы тоненько и смешно повторили за ней.

Тут-то сторожиха неожиданно для себя и сомлела.

– Так правда или нет? – повторил вопрос чиновник.

Марта поняла, что не помнит заученых слов.

– Правда, – просто ответила она. И, зажмурив глаза, по очереди вытаскивая из памяти все важное, с трудом подбирая слова и сбиваясь, рассказала.

Есть бронзовая статуя волчицы, кормящей Ромула и Рема. Близнецы основали город Рим, ставший империей.

– Это легенда! – перебил Марту чиновник.

– Неважно, – безразлично, не открывая глаз, отозвалась Марта, – вы слушайте. – И продолжила.

В звериной любви кормилицы, с волчьим молоком близнецы впитали силу, жестокость и верность стае, стали вождями имперского народа.

– Это правило, – сказала Марта. – Сначала крепнет древний, животный мозг. Он живет глубиной. В нем настоящий порядок жизни. Сначала – желание, жажда. Жизнь это желание.

Этим летом с Мартой случилось странное. Марте хотелось пить. Она зашла в кафетерий музея, натолкнулась на рекламу выставки этрусской бронзы. Поднялась на этаж. Там на постаменте стояла Капитолийская волчица с двумя тянущимися к ее соскам близнецами. Марта обходила статую по кругу, как вдруг, наткнувшись на ее страдальческий, почти человеческий взгляд, испытала чувство внезапно оказавшейся в янтаре мухи – время превратилось в пространство. Голову словно пронзило насквозь, дыхание остановилось, из глубины памяти дохнуло кровью и внутренностями. Сразу за этим сильным новым чувством, названным Мартой "укусом в мозг", отяжелела и зачесалась грудь.

А еще через мгновение пришло понимание круговорота вещей в мире. Захотелось заплакать. Или поесть. Или упасть. Или укусить. Так родилась мечта.

Родина ждет героев. Глубинная мать родит потомков и с кровью отрывает их в жестокий мир. А мир все страшнее, боли все больше. Мир следует освободить. Походным строем, с чеканными знаменами, крепкими руками они сорвут, счистят гнилые останки старого мира и спасут задыхающийся новый из черной утробы. Вожди, лидеры, герои, полубоги.

Призвание Марты – жертвенность. Ее святая задача – прижиматься к малышам, согревать их, вылизывать, приучать к запахам кровавой жизни, дарить ощущение близкого, теплого, дрожащего живого, которым можно утолить жажду, овладев, или убив.

"Да как вы можете?" – хотел прикрикнуть чиновник, но осекся.

На него в упор глядели желтые волчьи глаза. Пухлые губы казались отлитыми в бронзе.

Укус достиг мозга. Чиновник содрогнулся. Моргнул. В ничтожное мгновение, когда темнота смеженных век коснулась сердца, в воображении возникла раскинувшаяся на ковре, соленая как океан, и ароматная, как океанский ветер, Марта. По ней шли волны и в этих волнах хотелось утонуть.

Чиновник увидел себя ныряющим в Марту, скользящим в ней, почувствовал ее упругий жир. Представил как мнет, пропускает Марту между пальцами. Протискивается в нее, прячется от страхов звенящей звездами ночи. У гигантской звериной Марты голова теряется в облаках, живот и грудь нависают сырым туманом, бедра как триумфальная арка, колени проминают камень. Забить рот шелковой мякотью, тянуть на себя, и рычать. Марта смотрит сверху, от самого карниза храма Матери-Волчицы, улыбается ободряюще, а оживший рельеф на фризе рассказывает о жажде, крови и семени.

Острая звериная радость сжала сердце, и, не вспоминаемая с самого детства мечта вспыхнула праздничной кремлевской звездой. Континенты сдвинулись с мест. Небо пролилось плачем.

Сто садиков в районе. Триста ночных групп! Марширующие легионы с имперскими инсигниями! Как давит галстук!

– Империя! – выдохнул чиновник, опускаясь на колени и приникая к пластмассовому колечку губами.

Марта потянула вниз застежку косухи. Белье розовыми птицами разлетелось по кабинету.